Картина

Картина. Новая. Вернее, старая на новом месте жительства. Негладкая. Вся в выстроенных в композицию неаккуратных кусочках краски, по авторскому замыслу. И кажущаяся на расстоянии гобеленом, изображающим ржавый цвет неба, серо-зеленый – моря и светло-бежевый – кораблей и парусов. В добрый путь. А нам счастливого прибытия.
Деревянная румынская мебель с аристократической рыжиной. Бежевые стены в богатом фактурном оформлении обоев. Бронзовая люстра, большая, театральная, многосвечовая. Не менее бронзовые бра по обе стороны от важного комода с массивным старинным зеркалом над ним. Стеклянный сервант у входа. И все с историей. Все имеющее немалый вес как на рынке, так и в гравитационном поле Земли. В великодушном и позволительном сочетании с не менее внушительными и еле сдвигаемыми предметами модерна. В виде обеденного стола, тумбы под телевизор, журнального столика из черного закаленного стекла и серо-бежевого углового дивана.
Последний, к слову сказать, был оживлен серо-зелеными, в тон картине, подушками и бесконечно мягким и уютным флисовым пледом, а сервант – предметами деревянной посуды и тощим рыбаком из Шри-Ланки, ловившим на пропитание теперь здесь, над деревянной вазочкой с шоколадом и безе.
И, особо не захламляя величественную немногословность этой квартиры, привнесено в нее было не много. Кашмирской бронзы для варки. Черного чугуна для жарки. И столового дерева, в дополнение к нескромному сервизу на скромное количество персон. Шесть.
Так же занимательно было и то, что после переезда минимализм прослеживался не только в предметах быта, но и в плане гастрономическом. Что червячка немного удивляло, но не так чтобы уж очень напрягало.
Расположившись в стеклянном серванте неподалеку от рыбака, он имел регулярную возможность угоститься и орешками, и зефирками, и безешками, и сухофруктами, и свежими фруктами, и шоколадом. Так что жаловаться особо было не на что.
По телевизору передавали музыку Хилари Стагга. На кухне в духовке выпекалась очередная попытка хрустящего и ароматного безе из аквафабы. Из окна передавали ласкающее весеннее тепло и птичий задор в погоне за большой хлебной крошкой.
Вот она взлетела на ветку. И тут же упала. Но, предприимчиво подхваченная другим клювом, улетела в сторону выглядывающей из кирпичной стены трубы. И, не успев спрятаться, снова оказалась на земле. И так снова и снова, и снова. С щебетанием. Со взъерошенной неугомонностью и непоседливой непоследовательностью. Пока в итоге не упала в лужу и не размокла, оказавшись больше не актуальной и не интересной. Ни для кого.
Временная крошка.
Временная суета.
Временная квартира.
Временная жизнь. Разнообразная. Переменчивая. Неоднозначная. Но определенно стоящая того, чтобы приятно и глубоко вдохнуть весенний воздух, пропитанный настроениями проклевывающейся уже листвы и согревающего уже солнца…