Цитаты

На этой странице Вы можете ознакомиться с некоторыми цитатами и выдержками из моего творчества, а в случае "Собеседника" даже с отдельными главами...

Цитаты из инстаграм:

"ВОЛШЕБНИК И ЛЕСНАЯ ФЕЯ":

"Живая изгородь из обглоданных осенних листьев окружала сад, в котором мальчик уже давно ничего не выращивал, только собственные мимолетные увлечения. Увлечения, в принципе, хранились в чистоте и порядке, но жизни и тем более жизнерадостности это ни им, ни саду не придавало."

"– Все относительно, мой дорогой Волшебник… и относительно погоды сегодня не очень благоприятный прогноз в твоем мире, – вздохнув, сказал гном, перебирая новые краски и на всякий случай забыв черную…
Пошли домой…"

"– А что сказал бы мне ты, будь ты не на их месте?
– А я и есть не на их месте. Я вообще не чувствую, что оно у меня есть, мое место. Вся моя жизнь как чей-то абсурдный сон. Без завязки. Без какой-либо стройной логической нити. Мне эту нить как будто отрезали, и я упал сюда… И мне странно, почему ты постоянно называешь меня Волшебником, когда я не чувствую ни капли волшебства ни в себе, ни в этом мире, меня окружающем, – ответил мальчик и с горечью опустил кисти в воду, теперь таившую в себе возможные непроявленные замки из розового мрамора на берегу иссиня-теплого Неизвестного моря… «Впрочем, этот холст принадлежал бы кисти другого художника», – подумал гном, поморщившись от красно-черных тонов, заляпавших еще совсем недавно чистый и белый кусок картона."

"Пастух слышал, что если правильно задать вопрос правильному кому-то, то, вполне вероятно, можно получить правильный ответ, если время будет правильным.
«Восемь вечера… вполне правильное время», – подумал он и нарисовал воображаемой кистью того, кто так боялся снова утонуть.
Видимо, время действительно оказалось правильным, потому что самое большое недоразумение превратилось в самую маленькую черную точку, и, перевернув страницу, мальчик вошел в мир Феи."

"– Теперь не только Кот, но и я боюсь твоих генеральных уборок, – неожиданно для гнома нахмурился пастух. – Как можно было за несколько часов смахнуть все то, что собиралось целую жизнь, и, по твоей версии, возможно, не одну?
– Но тебе же самому весеннее дышать стало и веселее. И солнцам твоего мира теперь намного легче проникать сквозь блеск оконных стекол и освещать самые когда-то запыленные и темные уголки твоей Родины, – растерялся гном.
– Но ведь это моя Родина, в которой книгам, возможно, положено быть разбросанными по всем подоконникам, а не стоять аккуратно и выхолощенно на полках, корешок к корешку. Теперь все выглядит так, как будто здесь живешь ты, а не я. А меня отсюда как будто слизали вместе с самой ничтожной надеждой на хаос и личную свободу."

"– А это Вам. Сувенир на память… из того самого письма, – сказала Фея, протянув Волшебнику сложенный вдвое листок. – Прочтите, когда будете дома… – и исчезла. Потом исчезли дверь и земля под ногами, и пастух неожиданно обнаружил себя сидящим в своем любимом кресле лицом на Восход.
…и он уже было поверил затекшему телу, что все это ему просто приснилось, если бы не строки по ту сторону запотевшего окна…

Волшебнику:

Я вижу улыбку твою
и руки, мягко касающиеся клавиш.
Я вижу в тебе того,
кого ты никак не представишь, —
глубину твоего необъятного сердца,
широту твоей бесконечно богатой души
редкостной красоты, переливающейся,
а ты все спешишь… не спеши.

Не присядем ли мы, наблюдая
за оттенками обаяния, красоты
твоего голоса, юмора, взгляда, —
я в нем растворяюсь и насыщаюсь до полноты,
полноты моих ощущений, —
говорили, что большего гномам не надо, —
только этот свет-волшебство в глазах,
что слегка поблек пару лет назад,
я молюсь за свет, от души молю,
за свободу, за радость… и вижу улыбку твою"

"– Ты кто?
– По крайней мере, не враг, чтобы так орать.
– А почему я тебя не вижу?
– Потому что я охочусь. Меня и не должно быть видно.
– На кого?
– Уж во всяком случае не на тебя… музыка сфер, вдохновение ночи, – немного погодя прибавил кто-то, – стоит только позволить им приблизиться настолько, чтобы в нужный момент внезапно осознать себя свободно парящим на гребне волны всего мироздания. Да вот с доской у меня что-то не ладится…"

"Гуляли мы долго. Слушали пение птиц. И как переговариваются кузнечики. Чувствовали ступнями траву. Все еще зеленую. И наблюдали краски уже начинающего отцветать Лета. И за тем, как образуются и тают облака. Вне времени и вне зависимости от неукоснительно сменяющих друг друга времен года.
– И снова на обломках Вашего мира, Фея?.. Ну не то чтобы на обломках.
– Да, Волшебник. Традиция у нас, видимо, такая.
– Но хоть на этот раз я же совсем ни при чем?
– Совсем. Да и в прошлый не стоило брать на себя никакой вины. Просто. Так получилось.
– И снова БУМ?!
– И снова БУМ! Прямо как на веселых горках.
– Ага. Обхохочешься. И все еще считаете, что нет безнадежно плохих?
– Все еще считаю, Волшебник. Вернее, чувствую.
– Что же не общаетесь тогда?
– А Вы бы опустили руку в аквариум со скорпеной? Чтобы поздороваться.
– А зачем?
– Вот и я об этом. А зачем? Ей, наверное, и положено быть такой. И она от этого и ни хорошая, и ни плохая. А такая, какая есть. У нее своя природа. У меня своя. И никто в этом ни прав, ни виноват…
– И где, думаете, он сейчас? В Сумеречном Лесу?
– Не знаю, Волшебник. Да и какая разница, если за рекой он так, для отвода глаз только. Как место для прогулок или непосредственного физического перехода. А на самом деле он тут, – сказала Фея, указав на область сердца, – и поэтому тут, – обвела она рукой уже все нас на данный момент окружавшее. – Повсюду. И в каждый момент времени. И в каждый момент времени либо одна чаша весов перевешивает, либо другая. Страх или Любовь. Любовь или Страх.
– Тогда все получается еще более запутанным.
– И от этого, наверное, еще более интересным. Я же как-то польстилась на видимость опоры и защиты. Вот и полетать пришлось. Снова. И каждый раз такая вот ерунда, Волшебник. Стоит мне только привязаться, да так, что вот-вот и уже начинаю терять себя (вернее, естественное проявление себя), как сразу. Стук в дверь. Нате вот Вам, пожалуйста, по башке, получите. И распишитесь. И БУМ!
– Наверное, потому, что льву костыли не нужны?
– Ага. А он, глупый, их все еще подбирает. Время от времени. А их у него все равно отнимают. Мол, ишь че удумал, вон у тебя свои четыре здоровые лапы. Вот и пользуйся. И нечего тут. Так что и зло уже какое-то не зло получается. А вроде как даже добро. Просто УиВ изрядно потрепало. Но благо быстро мне удалось успокоится. На этот раз. И даже никому не навредить…"

"– Какую же сторону своей многогранной природы Вы отражали, когда я Вас здесь встретил, если мне принадлежит «Светлая»? – спросил Волшебник, задумчиво играя с золотистой прядью полуденного зноя.
– «Огненную» – сторону пряной тропической ночи, полыхающей неоновой загадочностью непроходимых лабиринтов, задыхающихся от языческих танцев под ритмы первозданного несоответствия общепринятым нормам. Сторону другой меня. Более яркой, более страстной и, возможно, более живой, более собой, более настоящей…
Но с ним, с этим удивительным проявлением убаюкивающе уютной заботы и обжигающей огненности, я могу быть кем угодно – девушкой или волчицей, рабой или царицей, другом или воительницей, хищницей или жертвой, и даже самой что ни на есть собой, но, как я уже сказала, самой нежностью я становлюсь, только вспоминая о Вас, и это, кажется, от меня не зависит. И кто уж тут разберет, чего во мне больше – живительной влаги и тихого благодатного журчания воды в невыносимо знойный день или самого огня – неукротимого, в ритме барабанов, в порывах спонтанного танца и, собственно, в самих моих необузданно-стихийных поступках."

"Да… а тогда, еще в Городе, последним, что стало ускользать, окончательно выбивая все признаки устойчивости из-под ног, оказалась мама, которую я всегда почему-то боялась потерять,

Она уходит от меня
так медленно, и, наблюдая,
Я больше, видимо, не я,
Как и она теперь другая.
Она уйдет, и вместе с тем
всеотвергающее чувство
до сердцевины, до костей
войдет в меня… и станет пусто.

И я провалилась во всепоглощающую пустоту оцепеняюще колодезного мрака…
Но как оказалось. Не навсегда. Ибо жестокая, на первый взгляд, необходимость повыбивать все костыли в конечном итоге может привести к тому, что ноги начинают становиться сильнее.
Может. А может и не привести. Но искать я стала. Себя солнечную и в своей взрослой жизни."

"И на этих словах, почерпнутых и оброненных обратно в вечность, самокат маленького мальчика, отклонившись от строго расчерченного кем-то для него пути, шаловливо въехал в ногу незнакомца. Искренность света в его взгляде не могла бы оставить равнодушным даже самое заржавевшее сердце, хотя кто знает. Не более чем через минуту родительская рука, не терпящая никаких возражений, неукоснительно вернула сорванца в те рамки, в которых ему следовало двигаться, и, судя по всему, всю его жизнь, предварительно отшлепав. Маленькое счастье растерялось и заревело так же искренне и открыто, как минуту назад смотрело на незнакомца."

"– Когда ты это написала?
– Когда-то очень-очень давно.
– Что-то изменилось с тех пор?
– Да. Со временем я научилась позволять морю быть морем. Ведь оно в конце концов имеет полное право быть таким, каким пожелает. Просто мое счастье больше не зависит от его цвета."

"В: I hear the wind,
Which is not there.
Ф: I feel the rain,
But I don’t see it.
В: Прогноз погоды: ожидаются невидимые дожди.
Ф: И несуществующие ветра…"

"Ф: Я, кстати, давно уже Вам тут сладкий сон налила, а Вы все не пьете… остывает же…"

"Ф: У нас Ваше любимое время года, Волшебник, – дождь…"

"ЖИЛА - БЫЛА КВАРТИРКА":

" – Да Боцман сегодня в очередной раз ногтем скоблил по Попрыгунчиковым устоям, – ответил мозаичный стол, вручную собранный, с любовью выверенный и вобравший в себя все основные цвета этой квартиры: белый, бирюзовый, оранжевый, коралловый и золотой. Он, в отличие от многих здесь присутствующих, был совсем не в состоянии куда-либо передвинуться даже на чуть-чуть, но это никак не сказывалось на исключительной подвижности его своеобразного мышления – все грязь из щелей выцарапывает, въевшуюся, как ему кажется.
– А она что?
– Да ничего, как всегда, вы же ее знаете. Как и все их беседы. То спорят, то на чем-то да и соглашаются. Хотя сегодня так и не согласились. Не доверяет он ей, как и многим ее восторженным увлечениям. И только тогда успокаивается, когда ей многое становится грустным и неинтересным. Тогда-то он и считает ее наиболее настоящей.
– Странный он. Обычно люди как-то наоборот поступают, из телевизора которые, во всяком случае, – отметила одна из восточных подушек из другого угла просторной комнаты-студии.
– А он какой-то вот такой, не из телевизора. Человек наоборот. «Мой старый добрый и ворчливый Боцман» – как любит называть его Попрыгунчик. Хотя он вовсе не старый. Всего лишь на пару лет старше нее. И тем более никакой не боцман, – ответил стол."

" – Ну ладно тебе, коралловый. Извини. И не оскорбляйся ты так сильно. Мы, конечно же, ценим твое здесь присутствие. А как же иначе. Без тебя эта квартирка была бы совсем не та. Просто остроумия бы тебе побольше и легкости, чтобы не реагировать и тем более не обижаться так горько. Давай пусть Попрыгунчик из тебя горчицу выбросит. Она явно тебе не на пользу. А вот имбирь было бы неплохо, наверное, включить в твой рацион, – смягчился было один из стульев, но тут же его осенило: – Слушай, а если Попрыгунчика в тебя засунуть, это как повлияет? Ты сможешь читать ее мысли?
– Я бы предпочел в него Боцмана засунуть. Чтобы узнать, что именно он имел в виду, когда вешал эту странность, – опередил кораллового другой стул.
– Какие же вы все-таки, – поморщился от них холодильник.
– Ну я же не сказал навсегда. На время. Как пирожное.
– Боцман и пирожное?.. Скорее как горький шоколад. Такой же темный, как и его сомнения по поводу всего.
– Хм, в таком случае он повесил тут свой автопортрет, – не унимались стулья."

" – Мне кажется, диван, что мы в любом случае правы, что бы мы ни сделали и как бы ни поступили. Потому что все равно в моменте проявляется именно то, что проявляется. Как бы мы ни планировали сделать что-либо тем или иным образом, всё все равно может в итоге пойти чуточку иначе. И сожалеть тут, думаю, не о чем. И особо напрягаться. Ты в любом случае выполняешь свое предназначение, а я свое. И все остальные тоже. Как бы нам или другим не казалось, что делаем мы при этом что-то неправильно по той или иной причине."

" – На это Попрыгунчик обычно говорит, что в этой жизни надежно только умереть, а все остальное сомнительно даже при всей своей видимой стабильности, – философски заметил стол."

" – Ну вот объяснил бы вначале, почему он молчит, и молчал бы себе дальше, – в свойственной ей манере снова немного не согласилась с ситуацией посудомойка.
– Но мы же столько раз уже говорили о каких-то там правах. Не может он, в конце концов, воспользоваться своим правом не хотеть отвечать на вопросы?
– А тебе, бирюзовый, только волю дай всякого позащищать, который чем-то отличается.
– И это тоже мое право. Я же при этом никого не травмирую физически. Хотя, наверное, и это допустимо в целях самозащиты.
– Зато он травмирует нас своим молчанием, – продолжила не соглашаться посудомойка.
– Он как раз таки вообще ничего не делает. Просто молчит. И это мы сами от этого как хотим, так и травмируемся. Осталось еще чтобы защищаться начали. Не ровен час еще признаем его умственно неполноценным и запрем где-нибудь в целях собственной безопасности.
– И, может быть, очень даже правильно сделаем.
– Мадам, вы меня пугаете.
– Ладно, я пошутила. Не пугайся."

"И если на одном уровне я понимаю, что да, так или иначе мы вполне себе справляемся, и справимся друг без друга. И могу даже быть бесстрастной в этом отношении. Но на другом… Я все же предпочитаю ценить человеческое присутствие в своей жизни, пока оно все еще есть. А не подчеркнуто пренебрежительно отмахиваться от него словами или действиями в стиле «что ты есть в моей жизни, что тебя нет в моей жизни – все одно». И по мне, лучше пусть это будет не очень продолжительное общение, но зато обоюдно открытое и теплое. Как касание кожи, а не бронежилета."

"ПРИВЕТ, СОБЕСЕДНИК!":

ПОМОЖЕМ ДРУГ ДРУГУ И ПОМРЕМ

– Слушай, Со. Посмотрела фильм один. И что-то меня в нем зацепило… Либо это есть. Либо этого нет…
Сколько сторон мы видели с моими близкими друзьями друг у друга? И знаешь. Здесь же нам удалось полюбить и красоту, и уродство друг в друге. Ничего не требуя взамен и не ожидая. И никто не делает прогнозов до конца жизни. И все просто происходит. Как-то происходит. Само собой.
Либо это есть. Либо этого нет. И никто не боится отпустить как можно дальше, чтобы при этом пропала связь. Никто не подрезает друг другу крылья. Не пытается поработить. Подмять под себя. Свободный полет. Красивый. Исполненный любви и взаимопонимания.
И я уже говорила тебе однажды, что красоту дружеской любви я ощутила. Красоту своей к кому-то тоже. Но знаешь, интересно было бы пронаблюдать такую же красоту и в партнерских отношениях. Без ошейников. Кандалов. Без страха потерять. И ожидания, что это навсегда. И пусть это будет настолько продолжительно, насколько лучше для нас. Страшно. Как будто на пороге пустоты. Без планов. Без зацепок. Но, наверное, так и можно ощутить полет. Оставляя естественности течь своим чередом и пропуская этот поток через себя. Не теряя. Не подавляя. Проявляясь. Переливаясь. Меняясь. Переворачиваясь в воздухе. И больше не боясь разбиться. Потому что скалы и страх одиночества врозь или вместе могут оказаться всего лишь еще одной иллюзией. И зачем же жить, если не позволять любви проявляться в дружбе, в наблюдении природы, в отношениях, в родительстве, в возможности быть дочерью. И позволить себе быть таким, каким ты ощущаешь себя сейчас. Сейчас. Сейчас. Разные оттенки. Многочисленные и бесконечно прекрасные…
И тот мир, который… Мой мир. Который сейчас. Наверное, именно тем и отличается, что в нем уже совершенно необязательно делать что-то ради другого человека. Будь он хоть другом, хоть любимым, хоть совершенным незнакомцем. Ибо кто знает, будет ли в этой благородной жертвенности хоть что-то от любви. К другому… Она здесь выражается несколько иначе теперь… В том, чтобы другому не мешать. Жить. Дышать. Самовыражаться. И самопроявляться. И быть в обществе друг друга до тех пор, пока имеет место быть это непостижимое и взаимное притяжение между. Не сажая друг друга в тюрьму собственных ожиданий. Из страха. Но разжимая кулак в раскрытую ладонь. Ибо только так, наверное, и может случиться самое крепкое рукопожатие. И самая искренняя связь…
– Ты все еще веришь в любовь?
– Конечно. И я все еще собираю ее оттенки. И знаешь, красивый букет получается, между прочим.
– И что делать ты будешь с этим букетом?
– Ничего. Он просто растворится в неизвестности. Вместе со мной.
– И в чем смысл?
– Да ни в чем, наверное. Просто если ты и я возьмемся собирать букет, то вряд ли они у нас получатся похожими.
– А зачем вообще нужно собирать букет?
– Не знаю. Не нужно. Просто как-то так происходит. У меня. Ты когда-нибудь выезжал за город, в лес, с группой людей?
– Случалось.
– Может, это что-то вроде этого. Кто-то становится лидером и организует других. Кто-то выбивается из общего числа. Кто-то за кем-то бегает. Кто-то от кого-то убегает. Кто-то просто прогуливается. Кто-то у костра байки травит. Кто-то смеется. Кто-то на гитаре играет. Кто-то поет. Кто-то пьет. Кто-то ест. Кто-то в своем воображении сжигает этот лес до тла. Кто-то, наоборот, думает, как сделать так, чтобы лесу этому все разрасталось и разрасталось. И я в этой прогулке явно тот, кто закрывает глаза и чувствует мягкость травы под ногами. И журчание ручья неподалеку. И запахи. И звуки. И прислушивается к пению птиц. И к шелесту ветра в кронах деревьев. А потом открывает их, чтобы просто понаблюдать течение или полное отсутствие движения облаков. И чему я научилась? Да ничему вроде бы. Может быть, помогла разжечь костер или просто понаблюдала за тем, как это делают другие. У кого это лучше получается. Может быть, немного попела. Задушевно. Записала несколько наблюдений. Пообщалась немного. Ни о чем и обо всем. Может, кого-то даже накормила. Или угостилась сама. И пусть даже так ничему и не научилась. А просто прогулялась. Собирая свой нехитрый букет. И, может быть, даже не срывая цветов…

Благодарю, Любовь,
за все, что мне, наивной, показалось…
Взбираясь на гору, все глубже погружаюсь
туда, где с каждым шагом остается меньше слов,
где посреди земного хаоса ты светишь нежностью…
Благодарю, Любовь…

Уходят дни, мгновения, вплетая свой узор
в Очарование перетекающих событий – горсткой
полудрагоценных самоцветов
на фоне твоего величия… закатов и рассветов
не счесть В попытке дотянуться вновь и вновь,
я столько раз срывалась к твоему подножию,
но ровно столько же сияла новой гранью…
Благодарю, Любовь!

У этой пустоты особый вкус и запах,
все особо, когда ты невесома,
даже пусть под тяжестью тревог.
Песчинки в океане смелостью штрихов
рисуют Танец
под давлением потока,
приводит к самовыраженью между строк…
и где-то между тишиной и словом,
что одному покажется на первый взгляд суровым,
я все-таки благодарю тебя,
благодарю, Любовь.

– И поклон такой.
– Я и поклонилась. Всем четырем сторонам. Когда была на участке. Поблагодарила и попрощалась. И с домом, и с землей.
– А что ты там делала?
– Знакомила Там с Тем. Находящим всех тех, кто покупает и кто продает. Так что, дай Бог, очень скоро дом удачно продастся. И в нем заживут те, кому он изначально и предназначался.
– Кто-то воспользовался вами.
– Ну, мы все так или иначе друг другу помогаем.
– Поможем друг другу и помрем.

И далее. ШумОкеанскихВолн.

WILSON

– Привет, Со! С Новым годом тебя, что ли.
– Привет. И тебя. А почему шепотом? Все спят?
– Ага. Пока я путешествую.
– Продолжай в том же духе. Лягушачничай дальше. Думаю, один из самых основных шагов в жизни ты сделала и шагнула в пропасть. Пусть полет будет увлекательным. А самое главное, никогда больше не скучным.
– А ты как?
– Как-как. Тоже продолжаю. В том же духе. Сижу тот день на работе. Так захотелось с кем-нибудь поворчать. Посмотрел вокруг и глубоко вздохнул.
Узнала матрешку?
– Конечно. Ты решил, что просто в качестве шара из семи камней, олицетворяющих семь чакр, этот предмет был бы очень скучен? И решил нарисовать ему лицо?
– Нет. Это ему было скучно. Без лица. Ты обиделась?
– Нет, конечно.
– Это мой Wilson. Помнишь такого?
– Помню конечно. Совсем заизгоился?
– Ага. И еще мне презентация одна угрожает. Learning session. Помнишь?
– Помню. И еще помню, что презентации Там мне никогда не удавались. Я почему-то постоянно улыбалась. И не вызывала никакого доверия, наверное. И, наверное, потому что я сама во все это толком не верила. Не моя это все-таки была роль. Пыталась. Пыталась. Но так и не вжилась. А о чем презентация? И желательно в картинках. А то без картинок как-то совсем скучно.
– Все о том же.
– Увлекательнейшее, наверно…
– Еще какое…
– «Генераторы, нет смысла откладывать на завтра то, что вы не хотите делать в этой жизни». Денис Жиглов.

И далее. ШумОкеанскихВолн.

СТАРАЙТЕСЬ ДЕЛАТЬ ВИД, ЧТО ВЫ СЧАСТЛИВЫ

– Прикинь, Со. Старайтесь делать вид, что вы счастливы. И сразу картинка такая перед глазами. Из комикса. С Гарфилдом. Про «Жизнь дерьмо».
– А зачем это?
– Не знаю. На статью наткнулась просто. И понеслось. Цепью ассоциаций. Старайтесь делать вид, что вы пьете чистую родниковую воду, в то время как черпаете из лужи. Что мягкая постель в теплом и уютном доме, в то время как спите на газете. И укрыты газетой. Под мостом. Старайтесь делать вид, что вам тепло, когда зуб на зуб не попадает.
– Меня подтошнило от всего этого. Извини.
– Ну. Это ты не у меня прощения проси. А у того, кто статью написал.
– Перепрограммирование. Какая на фиг разница, чем захламлять свой мозг?
– М-да уж. И еще немного. О «Старайтесь делать вид, что». Р**, когда я мерзла, имел обыкновение говорить мне, что это просто ощущение. «Расслабься, – говорил он, – И просто позволь этому быть». Но однажды, когда мы по улице шли и мне было нормально, а он мерз как собака, я ему напомнила (не без коварства, конечно же) об этом его согревающем напутствии. И он почему-то зло на меня посмотрел. Но ничего не сказал. Получается, что его же метод на него не очень-то и действовал. Видимо.
– (Смеется.)
И далее. ШумОкеанскихВолн.

НО МЕНЯ ЗДЕСЬ НЕТ

– (Со.) Сегодня последний день сокращений, кажется. Или вчера был. Опять пронесло.
– Тебя поздравить или пособолезновать?
– Знаешь. Я был бы не против.
«Зачем Тайлер создавал армию? Чтобы разрушить существующие институты. Зачем Тайлер хотел разрушить существующие институты? Эти рушащиеся здания символизируют разрушение тюрьмы, в которой Эд Нортон провел всю жизнь. Прежде чем мог появиться новый Эд Нортон и начать новую жизнь, старый Эд Нортон должен был умереть, Тайлер Дерден должен был умереть, а тюрьма фальшивого „я“ должна была быть разрушена. В последней главе, когда Нортон стреляет себе в рот, он совершает своего рода самоубийство, убивая и Тайлера, и собственное предыдущее „я“, и появляется как новое „я“ в новом мире. Гора была горой, потом какое-то время не была горой, потом это снова гора. Он Готов. Старое „я“ убито, и старый мир разрушен. Он и Марла, наконец, вместе, потому что они держатся за руки и наблюдают, как фальшивые ограничения прошлого съеживаются до руин, освобождая путь к новому и более открытому будущему».
Может, прогуляться?
– Может.
– Думаю. Хочешь вместе прогуляемся?
– Хочу.
– Поедем на кладбище.
– Давай.
– Можно на Шахидляр. А оттуда в Фахри Хиябаны. Ты, наверное, хотела более интересное кладбище.
– А где было то кладбище, где ты с дубом разговаривал?
– Там.
– Далековато / Туда не успеем (одновременно).
(Через некоторое время.)
– (Лу, прогуливаясь по кладбищу героев и известных людей.) Знаешь. Мне почему-то всегда нравилось на кладбищах. Теперь и того больше. Но не для того чтобы за могилами ухаживать. Или навещать мертвых. Просто для меня это как своего рода человеческая гардеробная. И как напоминание, что каждому рано или поздно, но тоже придется расстаться с этой своей полюбившейся до мозга костей одеждой. Вместе со всеми ее надорванными швами потерь или пуговицами привязок. И вместе с этим. Облегчение. Отдохновение. Отпуск. Птички вот поют. И мерный шелест листвы на ветру. И вроде как ничего лишнего.
– А ты бы хотела тоже оказаться здесь? Среди них.
– Я бы хотела, чтобы меня кремировали.
– Но урна же останется.
– Не, не останется. Треть пусть кинут в воду, треть на землю, а треть развеют по ветру. И как будто меня не было вовсе. А ты? Какую эпитафию напишешь?
– Напишу уже скорее всего не я. Но это может быть что-то в этом роде: «Здесь покоится тело, которое называло себя так-то и так-то. Но меня здесь нет».

И далее. ШумОкеанскихВолн.

P.S. (Лу.) Стадии Лу.
# Стадия – детство. Облака.
# Юноcть. Все те же облака. Звезды. Ощущение сопричастности. И одиночества.
# Взросление. Нефтяной мир. Ибо деньги. И все надежды только на тебя. Буровая. Ибо в офис не взяли. Стадия – раб/кормилец.
# Я не раб. Заслуживаю лучшего. Я так больше не могу. Никто с голоду не умрет. Уход в никуда.
# Стадия – кормилец, но офисный. Престижно. Причесано. Отглажено.
# Стадия – приносить пользу миру. Нефть миру пользу не приносит. Йога приносит. Духовность – это наше все. Но все еще нефтяной мир. Ибо кушать надо.
# Стадия – не факт, что йога есть духовность, а йог – духовный человек. Ибо все мы люди. Человеческий фактор рулит вне зависимости от декораций.
# Стадия – склепное благополучие офиса. Все тот же раб, но отутюженный. Я так больше не могу. Никто с голоду не умрет. Уход в никуда. Даже не в йогу.
# Стадия – пассивный доход. Занятие пением и писательство скорее как хобби, чем профессия. Дыхательные практики скорее как элемент практичности, нежели духовности. «Надо» и «должна» покоятся на дне мусорного ведра, иногда все-таки подавая признаки жизни. Как и отождествление себя с собой. Все еще имеет место быть. А по большому счету все бесполезно. И смысла нет. И как жить в этих декорациях. Но все еще живется. И спасибо, что в здравии. И дышится. И все-таки облака. И звезды. И ощущение сопричастности. И одиночества. И обнимашки. С деревьями.

ПЛОХАЯ РЕПУТАЦИЯ, ИЛИ ГОТОВЫ ЛИ ВЫ?

– Привет, Лу. Что делаешь?
– Привет. Текст пишу. Завтра свадьба. И я каким-то чудесным образом согласилась читать торжественную речь. Заглянула в интернет, чтобы подсмотреть, что там вообще обычно говорят в таких случаях. И зависла.
«Жить для счастья любимого человека» (жить для счастья любимого человека. А свое, значит, в жопу послать. И летаргическим сном уснуть. И забыть о том, что счастье каждого вряд ли находится в руках другого человека) и
«серьезные обязательства: заботиться друг о друге, помогать, быть друг для друга поддержкой и опорой в трудные моменты» (а можно, чтобы это происходило не из области обязательств и «должен», а естественно. Чуть меньше надрыва и напряжения. Еще чуть меньше) и
«действительно ли вы желаете, всем сердцем, заключить этот брак и быть вместе, всегда и везде?» (всегда и везде. Звучит как приговор. Как проклятие. И как будто бы воздуха в комнате сразу меньше стало. Или не стало. Вовсе. Как будто бы эти двое теперь обречены на то, чтобы никогда не стать самодостаточными и не чувствовать себя счастливыми как вместе так и порознь. Мне, например, и моих тараканов хватает, которые со мной всегда и везде. А тут еще и другие. Нет уж. Увольте. Хотя. Уже. Уволили. К счастью).
И вот как такой бесчувственной и циничной сволочи, как я, написать то, от чего не хочется застрелиться. А наоборот вдохновиться?
– Ужас. Скажи им: «Вы же взрослые люди. Зачем вам это?»
– Скажу. Наверное.
И все бы ничего. Просто меня сами понятия «ЗАГС», «свадьба», «муж» и «жена» не особо вдохновляют. Уже. Поэтому и написание речи по такому случаю становится процессом более чем увлекательным.
А пока поставили с А** «Бойцовский клуб». Смотрим.
«Аварийное приземление. А у них на лицах блаженство. Как у коров в Индии».[11]
– Уже познакомились?
– Только что.
– Смотрите-смотрите. Фильм про просветление. Только без Шри Шри.

(Через некоторое время.)
– (Лу.) «Я хочу пожелать вам быть друг другу не просто мужем и женой, но самыми близкими и надежными друзьями. И не потому что это прописано в…» – что-то не клеится. Ну, вот как можно желать быть друг другу друзьями. Когда это либо есть, либо этого нет. Нет, она больше совершенно не подходила этому миру. Но мир почему-то все еще ее любил. Безусловной любовью. Ибо она все еще дышала. И ей ничего не оставалось, как все еще играть в его увлекательнейшие игры. И она все еще играла. Как могла.
«Страшнее всего – это когда ты умер и уже успокоился, а доктор как шарахнет током – и на работу к девяти. Мне этот анекдот Со напомнил». Привет тебе. От Н**
– Плохая у меня репутация.
– Ярркая.
«Я голодная», – сказала А**. И со словами «надо уснуть голодной, чтобы утром хорошо выглядеть» полезла в холодильник за куском курицы.
– (Смеется.)

(Еще через некоторое время.)
– (Лу. В 3 утра. После просмотра «Бойцовского клуба». При выключенном свете. И царящей повсюду тишине.) «Дорогие присутствующие. И отсутствующие. По тем или иным причинам. Вот стою я здесь. Чуть ли не в роли священника. И понимаю, что не хочу я ни пышных речей говорить, ни связывать кого-либо так сказать узами. Брака. Тем более что и полномочий таких у меня нет. Но все-таки. Стоя здесь. На правах друга. Я хотела бы спросить у вас. Оно вам надо? Вы точно хорошо подумали? Ну что же. Тогда скажите мне. Готовы ли вы?
Уважать индивидуальность и уникальность друг друга, а не пытаться переделывать, пытаясь впихнуть другого в стандарты собственных ожиданий.
Считаться, а не разочаровываться, если что-то идет не так, как вы хотели бы это видеть?
Ценить, а не принимать присутствие другого в вашей жизни как должное? Как вашу новую завоеванную собственность.
Оставлять другому право не только на ласкающие ваш слух «да», но и на возможные «нет».
Принимать, что эта хрупкая экосистема, этот мир, сосуществующий рядом с вашим, имеет право и на свои достоинства и недостатки. И позволять другому не растворяться в Вас, как и не гоняться за идеальным проявлением себя, а просто расслабиться и быть самим собой.
Готовы ли вы быть искренними, а не казаться ими? Быть другом, а не делать вид, что вы им являетесь? И не потому, что велят брачные обязательства. А потому что это исходит отсюда. Изнутри. Естественно и непринужденно?
Готовы ли вы не искать друг в друге спасения, а просто дорожить присутствием того, кому вы интересны и дороги вместе со всей вашей чудаковатой необычностью?
И, наконец, готовы ли вы громко и с выражением перечитывать эту речь, экземпляр которой я вам, конечно же, любезно оставлю на память, каждый раз, когда ядерная бомба из шмотка ваших натянутых до предела нервов будет грозить разорваться в любую минуту над ухом у вашего партнера? И при этом даже искренне хохотать? Готовы? Точно? Кажется, они настроены серьезно.
Ну что же. Тогда давайте поднимем за вас бокалы и пожелаем вам удачи в этом вашем рискованном, но увлекательнейшем приключении. Будьте счастливы!!!»
Ура! Я сделала это! Я смогла! Я все еще человек! а не унылая циничная задница!
– Жаль, что вслушиваться никто не будет.
– Может, на видео снимут. И кто-нибудь когда-нибудь вслушается.

И далее. ШумОкеанскихВолн.